Полный провал! Что не так в истории с Boeing МАУ

Хаос — наиболее точное определение того, что происходило в коммуникациях власти и общества… Глава МИД Пристайко вообще заявил, что Украина, «к счастью», потеряла «только 11 людей»…

Эту статью опубликовало накануне вечером издание LIGA.net.

1. Зеленский «вел себя взвешенно» или это «провал коммуникаций»?

Сначала посольство Украины в Иране назвало главной версией падения техническую неисправность, отрицая ракеты (как по иранской методичке). Потом новость об этом посольство удалило. Потом вернуло, но исправило.

Глава СБУ Баканов пропустил совещание по катастрофе 9 января, потому что катался на курорте в Куршавеле.

Премьер-министр Гончарук отказался озвучивать версии, зато объявил о внеплановой проверке МАУ.

Глава МИД Пристайко вообще заявил, что Украина, «к счастью», потеряла «только 11 людей».

Президент Владимир Зеленский, которому комиссия с места крушения еще вчера сообщила о следах поражения ракетой на корпусе самолета, избегал конкретики вплоть до признания Ираном вины.

Так что хаос — наиболее точное определение того, что происходило в коммуникациях власти и общества.

Мы попросили прокомментировать это Александра Харченко, который в 2014 году отвечал за коммуникации по крушению рейса МН17 над Донбассом.

Он считает, что власть провалила тест. Но и критикам советует не перегибать палку: «Могла ли Украина утверждать только с чужих слов, что это была ракета? Я бы поостерегся. Я бы подождал, пока наши люди в комиссии в Иране, которым мы на 100% доверяем, скажут: да, это так. Или пока Иран не признается сам».

Эксперт в сфере информации Александр Смирнов добавляет: «Опираться на данные партнеров — это гигантский риск».

«Украине нужно было получить информацию из Ирана, а дальше сформулировать официальную позицию. С «Canadia», конечно, зашквар, но это скорее анекдот, чем проблема (в официальном твиттере президента слово Canada написали с ошибкой, — ред.). А вот поспешить с выводами и оказаться в новом витке кризиса — стало бы бедой», — считает он.

2. Расследование таких катастроф требует тишины, разве нет?

Харченко считает, что в шоковых катастрофах власть должна системно озвучивать каждый шаг. Если этого не делать — в глазах общества никаких шагов не происходит.

«Так и произошло. Мы наблюдали три дня странную пустоту, которая наполнялась фейками», — говорит Харченко, обращая внимание на то, как Россия (страна-агрессор — согласно Закону Украины от 20.02.18) «начала разгонять версию, что украинский самолет столкнулся с американским беспилотником». «Они даже не думали, а с первого дня начали вбросы», — подчеркивает Харченко.

А заявления украинской власти часто противоречили друг другу. Например, СНБО называло семь версий катастрофы, СБУ — две, Зеленский говорил — «давайте подождем».

Это, по словам Харченко, говорит о том, что процесс связей с обществом никем не координировался. Возможно, просто не было человека, который знает, что делать в кризисных ситуациях.

«Когда сообщения отличаются пусть не на 180, но на 120 градусов — это плохо», — отметил Харченко, комментируя историю с версиями посольства.

3. Как надо было действовать?

Сразу определить человека, который будет коммуницировать с прессой и обществом по инциденту. Минимум два раза в сутки он должен выходить к журналистам, отвечать на вопросы и докладывать о происходящем (вылетели эксперты, приземлились в Тегеране, получили доступ к материалам). Необходимо было привлечь послов пострадавших стран, организовать прямые включения официальных лиц.

«Не надо обвинять заранее, делать виноватым. Но надо требовать прозрачного расследования», — отметил Харченко.

В действительности власть наверняка работала круглосуточно: решала проблему, искала эффективное решение, пыталась не навредить следствию. «Но коммуникацию построила неправильно, поэтому большинство усилий нивелированы», — подчеркнул Харченко.

Когда Россия сбила MH17 на Донбассом, минимум дважды в день глава комиссии или ее члены выходили к журналистам с новой информацией, раз в день — обязательно вместе с иностранными партнерами (ИКАО, ОБСЕ, Нидерланды). Координаторы распространяли новости через Фейсбук, рассылали пресс-релизы, в целом доходило до четырех-пяти контактов с медиа в день.

«Это была горячая фаза войны, самолет упал в зоне боевых действий. Россия массированно атаковала обвинениями, что его сбила Украина. Мы имели ужасно сложную ситуацию, которую можно было решить только путем сильной прозрачной коммуникации», — вспоминает Харченко.

Информационная атака России была отбита открытостью Украины, добавил он: «Мы не дали создать ваккуум со стороны Украины в информационном пространстве. А в этой ситуации, к сожалению, он существовал».